Ссылки из Инета

Коляныч

Коляныч

Тихий алкоголик
С нами с
22 мар 2007
Сообщения
3.729
Репутация
4.635
Возраст
52
Откуда
Москва
Может кому пригодиться. Люди проверяли. Работает реально!!!
http://www.biletam.net/
 
volman

volman

Местный "Вабик"
Модератор
С нами с
22 мар 2007
Сообщения
2.557
Репутация
1.823
Возраст
58
Откуда
Мытищи
Отличный ролик из серии "Борьба за выживание". Редкая удачная съёмка.
Рекомендую смотреть до конца.
http://jp.youtube.com/watch?v=LU8DDYz68kM
 
volman

volman

Местный "Вабик"
Модератор
С нами с
22 мар 2007
Сообщения
2.557
Репутация
1.823
Возраст
58
Откуда
Мытищи
Наткнулся на "Скитальце" на отчёт Артёма Соломатина "По Белому морю на байдарке". Отчёт обширный и интересный. Ссылку решил не кидать - люди не "больные" Севером скорее всего НИАСИЛЯТ :yes:
А вот кусочек хочу выложить - встретили они на одном из островов прелюбопытного человека. Тоже буковок немало, но советую почитать.

"Валяев

Ухтнаволок
Ближе к вечеру мы вошли в безымянный пролив между материком и островом Жижгин, и погода превратилась из хорошей в просто идеальную. Водная поверхность в проливе, отделенная от открытого моря трехкилометровой полоской острова, приобрела почти зеркальную гладкость. Прозрачная толща воды приветливо переливалась под ласковыми лучами вечернего солнца, открывая взору и мелкие камушки на дне, и ребристые песчаные волны между ними, и здоровенные, бородатые, обросшие косматыми водорослями камни-"чемоданы" размером в несколько метров, верхушки которых едва торчали из-под воды. Легкий ветерок подгонял нашу байдарку, превращая процесс гребли из нудной обязанности в удовольствие. Прямо по курсу, в той неуловимой дали, где морская поверхность переходит в прозрачное северное небо, постепенно начала проявляться узенькая полоска чуть темнее воды - остров Большой Анзерский, самый восточный из архипелега Соловецких островов. А слева тянулся, постепенно загибаясь к югу, пологий невыразительный берег, поросший жиденьким хвойным лесом. Сидя в байдарке на воде, очень трудно оценить реальную конфигурацию береговой линии, поэтому мы пребывали в неведении - достигли ли мы уже траверза мыса Ухтнаволок, или же проскочили его. Да и карта у нас была - без слез не взглянешь - десятикилометрового масштаба.
А мыс Ухтнаволок между тем был для нас ключевым пунктом маршрута. Смелая задумка наша заключалась в том, чтобы от этого мыса резко повернуть в сторону моря и, преодолев почти тридцатикилометровый пролив Восточная Соловецкая Салма, достигнуть острова Большой Анзерский в Соловецком архипелаге.
Наконец на берегу появилась какая-то изба, и рядом с ней сарай и триангуляционный знак. По опыту мы знали, что на таких знаках обычно где-то есть табличка с географическим названием того места, где он стоит. Решили для достоверности высадиться на берег и посмотреть. Вова направил галеру по кратчайшему пути к избушке, и вскоре мы уткнулись в отмель. Я вылез из лодки, и конфигурация берега сразу переменилась. С высоты человеческого роста стало видно, что все прибрежное пространство представляет собой плоский лабиринт мелководий и извилистых песчаных кос, в котором мы, разумеется, выбрали самое неудачное с точки зрения высадки место. Для полноты картины я, схватив весло, влез на ближайший камень-чемодан и оттуда, размахивая руками, разъяснил Вове расположение отмелей. Вова покивал головой и пустился по заливу в одиночку в длинный обходной путь к избе. А я отправился к ней по мелководью пешком, с веслом наперевес. Такая примета и привычка - пока лодка на воде, весло из рук не выпускать. Считается, что если весло из рук выпустить, то оно уплывет куда-нибудь бесследно и потеряется в волнах. А без весел и посреди моря галера наша - так, раскладной гроб брезентовый…
На триангуляционном знаке никакой надписи не оказалоь, зато на самой избушке над дверным косяком была прибита доска с выжженой надписью "Ухтнаволок. Егерь Валяев". Некоторое время я разглядывал эту доску, а затем откуда-то то ли изнутри, то ли из-под земли раздался глухой собачий лай. Дверь отворилась, и собачий лай превратился в оглушительный и бешеный. На пороге стоял здоровый бородатый мужик лет под пятьдесят и смотрел на меня весьма настороженно. Обеими ногами он поочередно лягался назад, пытаясь преградить путь наружу двум захлебнувшимся в лае псам.
- Здравствуте… - я попытался придать своему лицу максимально доброжелательное выражение. Видимо, это не очень-то удалось, потому что мужик (очевидно, анонсированный "егерь Валяев") произнес свое ответное "Здрасьте" как прелюдию к мордобитию. Потом все-таки цыкнул на собак, и они, мгновенно затихнув, исчезли в сумраке избы.
- Это Ухтнаволок? - я не нашел ничего умнее, как задать этот вопрос, глядя на доску с одноименной надписью. Чтобы скрасить впечатление от своего идиотизма, я сделал широкий жест по сторонам, как бы подчеркивая, что вопрос мой относится ко всем окружающим просторам.
- Ухтнаволок… - опасливо подтвердил мужик.
В принципе, можно было уже поворачиваться и уходить, особенно учитывая очевидную недружелюбность собеседника. Все что нужно, я уже узнал. Однако я как-то почувствовал, что Валяеву, пожалуй, нужно от меня больше, чем мне от него. Когда я сделал движение, как бы собираясь уходить, он едва заметно удивился и посмотрел на меня внимательно, вроде бы чего-то ожидая. Внешний образ - артист Петренко в роли Григория Распутина. Вдруг в лице его что-то изменилось в лучшую сторону, и маска осторожности уступила место спокойному выражению лица человека, всю жизнь прожившего в согласии с УК РСФСР. Отгадка оказалась неожиданной - он увидел Вову, который, приближаясь, в одиночку лавировал между отмелями на нездешнем своем каноэ.
- Так это тоже твой парень?
- Ну да. Двое нас. Из Архангельска идем.
- А.. Ффуу, а я-то уж подумал… Из Архангельска, говоришь? Ничего себе… Ну, так в дом пошли что ли…
И хоть сквозила еще в его словах некая натянутость, в целом лед недоверия исчез. Через пять минут мы с Вовой уже сидели за столом в полутемной избе с единственным маленьким подслеповатым окошком. Обитаемым в ней выглядел только один угол, остальное - нагромождение рухляди и зияющие дыры в провалившемся полу.
- Как, ребята, по пятьдесят грамм?
Мы с Вовой настороженно переглянулись. Знаем мы эти здешние "пятьдесят грамм". Сейчас извлечет литровую бутыль самогона, а потом еще, и еще… - и из экспедиции придется вычеркнуть дня два… Впрочем, отступать не в наших правилах.
- Ну, давай…
Однако оказалось - именно пятьдесят грамм, а не сто пятьдесят, и не самогона, а клюквенной настойки, максимум 30 градусов. И самое странное, что не последовало никакого продолжения и вопросов "нет ли у вас самих водки-то?". Более того, сам-то он и не участвовал вовсе.
Вскоре из разговора выяснилось, что егерь Валяев живет один и является единственным постоянным обитателем окрестных мест на десятки километров вокруг. Временами охотится на медведей, заполонивших в последние годы Онежский полуостров. Тут мы ловко ввернули насчет ценности медвежьего жира и целебности медвежьей желчи. Валяев одобрительно кивнул головой и поставил на стол тщательно закрытую майонезную банку.
- Вот он, жир-то. Им-то я всех и лечу. Возьмете?
- Да ну, куда нам… Тащиться с ним еще неизвестно сколько… Протухнет…
- Ну, как хотите. Только он не протухнет.
- Консервы что ли? - попытался пошутить я.
- Нет. Я этот жир зарядил. - Валяев внимательно посмотрел на нас.
- В смысле?
После некоторой паузы, собравшись с мыслями, и как бы даже с извиняющейся интонацией, он решился:
- Ну… Поработал я немного с этим жиром… Зарядил его… Энергией… Уж не знаю как ее назвать… Что-то вроде экстрасенса… - и он снова испытующе посмотрел на нас, пытаясь уловить тональность обратного эффекта.
- Экстрасенса. Энергией. Понятно… - эхом отозвался я, стараясь избежать интонации "не волнуйтесь, больной, не волнуйтесь".
Оставшуюся часть вечера и половину ночи мы выслушивали историю жизни егеря Валяева, проступавшую из мозаики отдельных фрагментов, и пытались вникнуть изнутри в картину мира, такую, каким ее видит обыкновенный архангелогородский экстрасенс и егерь.

Экстрасенс
Жил человек себе, жил, ничем особо не примечательный. Работал как все, выпивал как все, мотался по стране, искал где лучше и глубже. Пока вдруг на четвертом десятке лет не прорезался в нем этот дар - ВИДЕТЬ. Видеть вокруг себя и внутри других то, чего не видит больше никто. Видеть такое, чему он не знал названия, а иногда и такое, чему названия вовсе нет. Самым простым и понятным из увиденного были внутренние органы окружающих людей. Светлые, серые и темные на ощупь пятна разных размеров и форм, холодные и теплые на глаз. Именно так - светлые на ощупь и теплые на глаз. Он не знал, как какой из них называется, но мог сказать - какой из них здоров, а какой нет. Еще чуть-чуть, и он понял, что если постараться, сконцентрироваться и напрячься, можно одними только голыми руками за несколько сеансов изменить цвет органа с серого на почти белый, или с черного на серый. И человек начнет чувствовать себя лучше.
Он перестал работать, потому что любая работа отвлекала от оттенков серого и черного. Он бросил пить, полностью, совершенно, потому что любая, даже небольшая, доза водки надолго сбивала прицел и настрой, превращая несколько дней в бесцельно прожитые. Он выучил анатомию, чтобы вместо "у вас болит вот тут" разговаривать с страждущими на языке профессиональной медицины. У него получалось все лучше, потянулись больные, появилась клиентура и деньги. Широкий и прямой путь доктора Воф-Ху расстилался перед Валяевым, и ничто не омрачало перспектив. Они были бы просто блестящими, если бы он видел одни только органы.
Он же, на свое несчастье и беспокойство, видел больше.
В этом месте своего рассказа Валяев сделал еще одну паузу, совершенно очевидно - решая для себя, стоит ли продолжать. Похоже, мы произвели благоприятное впечатление, потому что вердикт был вынесен положительный. После паузы мы узнали, что Валяев видел ФОРМЫ.
Так он их называл. Это слово для обозначения увиденного он придумал сам. Первое время ему даже было непонятно, откуда исходит беспокойство, и только со временем он удостоверился, что в состоянии максимальной сосредоточенности он начинает различать в пространстве какие-то небольшие объекты замыслованой конфигурации, существующие параллельно с видимым миром. Еще немного - и он был совершенно уверен, что увиденные им Формы несут в себе нечто чрезвычайно важное и разумное, но непостижимое. Это еще раз перевернуло его жизнь. Стало ясно, что невозможно разглядеть Формы подробнее, если оставаться жить в областном российском городе, где ходят автобусы и трамваи, где толпятся тысячи людей и дымят промышленные предприятия. Дразня своей недоступностью, Формы безжалостно погнали Валяева на Север, в Архангельск, а потом и дальше вглубь лесов, до самого края земли. Земля кончилась мысом Ухтнаволок, последней северо-западной точкой Онежского полуострова. Он поселился в избушке и поступил работать егерем. Он, не державший ружье в руках ни разу в жизни и никогда не стоявший на лыжах. Пациенты его, бывшие и новые, потянулись в Архангельск, и он несколько раз в год добирался туда из Ухтнаволока и проводил сеансы в специально снятом номере гостиницы.
А тем временем Формы стали проступать все отчетливее, их конфигурация стала более определенной. Теперь при желании Валяев мог различать их в любое время, а не только в редкие моменты максимальной состредоточенности. Формы становились все разнообразнее, и Валяев смог изучить их поподробнее. После нескольких лет жизни на Ухтнаволоке он понял, что существует и обратная связь - иногда Формы слушались его, и повинуясь его воле, эволюционировали и меняли положение в пространстве.
И тут его наконец осенило! Прорезалось, прорвалось! Он понял! То, что несут в себе формы, находится на их внутренней поверхности. ИХ НУЖНО ПРОСТО РАЗВЕРНУТЬ. Мысленным усилием. ВНУТРИ ФОРМ ЧТО-ТО НАПИСАНО.
Однако развернуть Формы мысленным усилием ему не удавалось.
С тех пор это стало основным содержанием его жизни. Он предпринимал все новые и новые попытки, сосредотачиваясь и вглядываясь в параллельное пространство все пристальнее. Он помнил о Формах все время и днем и ночью, на охоте и на рыбной ловле, в Ухтнаволоке и в Архангельске, коротая долгие зимние вечера в одиночку или беседуя со случайными праздными мореходами-байдарочниками. Он жадно искал везде, где только можно, крупицы знаний на эту тему. Еще когда он жил "среди людей", он скопил солидную библиотеку разнообразной околонаучной литературы про биоэнергетику и экстрасенсорику. Его пациенты, приезжавшие в Архангельск, уже заранее знали, что лучший подарок Валяеву - новая книга про биоэнергетику. Валяев набросывался на новые книги, перечитывал их еще и еще раз, выискивая хотя бы краткое упоминание о Формах, хотя бы намек на их существование. Тщетно. Книги рассказывали по большей части о вещах и явлениях привычных и понятных даже для средненького экстрасенса. В конце концов книги эти находили свое пристанище в углу Валяевской избы, он показал нам их - лежащие стопками в несколько рядов на полу, как кирпичи, вдоль всей стены, и прикрытые мешковиной. Несколько сотен штук. Вот здесь, на мысу Ухтнаволок, на берегу недоброго Белого моря, в старой избе с прохудившейся крышей… Без сомнения, они не лежали мертвым грузом, Валяев их старательно штудировал. Об этом можно было судить по околонаучным иностранным словам и сложным словосочетаниям, которые он иногда применял в своей речи, в целом простой и незамысловатой. После каждого такого слова он делал мгновенную паузу, как бы оценивая по нашей реакции, правильно ли он применил книжное слово, или нет, верно ли он понял в книге его значение. В этом смысле два московских морехода с высшим образованием были для него подлинной находкой. А иногда, в особо сложных случаях, он приостанавливался в своей речи и даже сам себя переспрашивал: "как это? "гносеологический", да?" или "правильно я говорю, "априорно" ?"
Итак, книги не приводили к разгадке тайны Форм. Тогда Валяев решил поспрашивать у людей, которые казались ему поумнее его. Он поехал в Москву, в какую-то Академию биоэнергетики и нетрадиционной медицины в надежде получить ответ на свои вопросы и поддержку своих усилий в познании Форм. Московские экстрасенсы его оттестировали, пришли в восторг, выдали сертификаты и свидетельства с десятками печатей, но ситуацию насчет Форм не смогли прояснить никак. Лишь однажды в неформальной беседе Валяеву глухо намекнули, что вроде бы только несколько человек в мире видели что-то похожее на Формы, но обсуждать это нежелательно.
И вновь Валяев остался с Формами один на один в своих попытках развернуть их нематериальную поверхность усилием сосредоточенного разума и постичь изображение, заключенное внутри. Он почемуто был уверен, что сможет понять смысл изображений, и даже не задумывался, что там - картинки или буквы, и если буквы, то какие. Он сможет понять из значение независимо от алфавита и языка. Он бы понял их, даже если бы был неграмотным.
Прослушав такое, я осторожненько задал ему вопрос о вере. Мне казалось, что человек, который вот уже не первый год играет с Формами в странные игры, обязательно должен иметь совершенно определенный взгляд на веру - да или нет. Против ожидания, он высказался как-то расплывчато и неопределенно, как коммунист, напившийся на Пасху в кругу семьи. Типа "да, конечно, Он есть у каждого в душе, и у каждого он свой", и так далее и тому подобное. Понятие сверхличностного Всевышнего непостижимым образом сочеталось в голове Валяева с образом безличного энергетического Космоса, и вроде бы даже они перетекали из одного в другое. С другой стороны, рассказывая о своем разводе с женой, он искренне горевал о том, что она забрала у него из избушки все иконы.
Мы с Вовой не удержались и попытались извлечь личную выгоду из общения с экстрасенсом-целителем. Однако не вышло. Насчет нашего самочувствия Валяев коротко ответил "Вам моя помощь не требуется". А на вопрос "Сможем ли мы дойти до Соловков?" заявил, что видит только в пространстве, пусть и глубже остальных. А во времени - нет, не видит.
Общаясь с таким человеком, волей-неволей задаешься вопросом: "А не псих ли он?". С точки зрения житейской логики ответ очевидный - конечно, псих, кто же еще. И потихонечку начинаешь присматриваться попристальнее и поподробнее - что в нем еще не так, что еще выпирает или выпадает, и подсознательно подгоняешь детали под заранее нарисованную картину. Ну, а если заранее нарисованную картину отбросить и отвергнуть, и попытаться посмотреть на человека непредвзято? Тем более что сам человек периодически повторяет "Только вы не считайте меня психом". Впрочем, это, пожалуй не довод - степень рефлексии у этих маньяков может быть сколь угодно глубокой, глубже нашей.
Итак, что же? Может быть, движения чуть быстрее, чем положено человеку его возраста, может быть, чуть живее обычного взгляд внимательных темных глаз. Но таких людей тысячи, десятки тысяч - с живыми движениями и быстрым взглядом. Однако никто из них не видит Формы. Что еще? Пожалуй, еще какое-то необоснованное беспокойство в его руках, которые не могли долго находиться в неподвижности. Совершали движения ненужные и несколько суетливые. Или они только казались нам таковыми после целого дня гребли, когда любое движение руками воспринимается как преступление против организма. И еще одна странная манера - вытаскивать из костра горящие палки и тушить их, с остервенением погружая в песок. Мастер психоанализа в этом месте развернулся бы на пару страниц, ну а я выскажусь коротенько. По-моему, костер - это нечто ритуально-положительное в человеческом сознании, это память о драгоценности, которая передается генетически. Любой ребенок, даже самый маленький, с удовольствием глядит на костер, с удовольствием подбрасывает туда палочки, искренне радуется, когда пламя разгорается из маленького робкого язычка и, наоборот, ощущает потерянность и непоправимость потухшего костра. Ребенку не надо ничего объяснять, природная тяга к конструктивной деятельности побуждает его поддерживать костер. А егерь-экстрасенс Валяев с беспокойными руками делал наоборот. Отсутствие тяги к конструктивной деятельности. Странно.

Егерь
Валяев был весьма необычен и в качестве егеря. Главный парадокс - он был не местным. Не имел корней и традиций. Все остальные егеря смыслом своей работы считали поймать браконьера на запрещенном лове и стребовать с него на месте водки. Которую, возможно там же вместе и браконьером и распить. Да и что еще можно сделать с этим браконьером, если он, например, муж твоей двоюродной сестры, и ты его знаешь уже двадцать лет, и поймал ты его на лове только из-за того, что твоя двоюродная сестра проболталась по глупости твоей же жене?
Валяев, с точки зрения местных, был егерь-идиот, не понимавший выгоды. Он был егерь-зверь, упертый, непреклонный, неподкупный и безжалостный. Ему было бесполезно предлагать водку, потому что водка мешала ему видеть Формы. Ему было бесполезно предлагать рыбу, потому что он легко мог ее наловить себе сам. Ему было бесполезно предлагать деньги, потому что книгами его снабжали пациенты, а больше ему от внешнего мира не нужно было ничего. Он выслеживал браконьеров не по принципу "одна баба сказала", а по следам или, может быть, даже применяя свое внутреннее зрение. Он, ни секунды не сомневаясь, выходил в одиночку против двоих или троих. С ружьем навскидку он как из-под земли появлялся перед браконьерами в самый неподходящий момент, заставал их врасплох так, чтобы они не могли ни сбежать, ни вскинуть ружья в ответ. Он штрафовал их нещадно, потому что ни в чем не был лично заинтересован.
Валяев купил где-то в Архангельске пару уникальных собак - аляскинских лаек, которых привезли из-за океана после падения "железного занавеса". Собаки были совершенно в беломорских местах невиданные. Таких зверей я и в Москве-то, пожалуй, не видел никогда. Из далекого детства вспомнилась картинка с обложки сказок Киплинга про эскимосов. Та же длинная густая шерсть, стоящая воротником вокруг шеи, умная-умная морда, длинные темные полосы вокруг глаз и сами глаза - пронзительно-синие и прозрачные. Как будто кто-то другой, спокойный и проницательный, смотрит на тебя сквозь эту собаку.
Все мужское население окрестных деревень Валяева ненавидело и желало ему скорейшей смерти. Однако претворить свое желание в действительность мужикам было откровенно слабО - куда же им, малодушным алкоголикам, тягаться с побратимом Форм.
Однако с разгаром перестройки покупательная способность поморского населения резко пошла на убыль, и Валяев начал штрафовать с разбором. Ему приходилось проявлять понимание и входить в положение. Когда несчастный браконьер начинал плакаться про "денег откуда взять" и "мал-мала-меньше", сердце Валяева мягчало и он милостиво остпускал мужичонку домой, сокрушаясь о бедственном положении коренных жителей. А уже через пару дней мог вновь наблюдать того же браконьера, теперь уже пьяного в дымину на сэкономленные от штрафа деньги. Тем временем "мал-мала-меньше" уже не могли выйти из избы с сентября по май, потому что у них просто не было обуви. Тогда Валяев во второй раз поменял тактику. Он перестал брать штрафы и начал брать взятки деньгами и рыбой. Деньги он затем разносил по обалдевшим от радости женам браконьеров ("на ботинки детишкам"), а рыбу отвозил в школьную столовую деревни Летняя Золотица. Тридцать километров без дороги.
После этого местное население разделилось в своем отношении к Валяеву. Измученные жизнью жены и матери прониклись к нему симпатией, именовали кормильцем и набивали оскомину словами благодарности. Мужики ненавидели пуще прежнего.
Этим-то и объясняется та его необычайная настороженность, с которой он встретил меня на пороге своей избы.

Прямая речь в тумане

На следующее утро нас ждало жесточайшее разочарование. Вместо замечательной вчерашней погоды на мыс Ухтнаволок и Восточную Соловецкую Салму опустился вязкий плотный туман. Он растекался по опушкам и мелководным заливам, убаюкивающий и тягучий как сгущенка. Ничего не видно буквально в ста метрах. Ни о каком выходе в море не могло быть и речи.
Как только мы вылезли из палатки, самая большая лайка села возле нас в пяти метрах и молча наблюдала за каждым движением, не отрывая глаз. Не лаяла, не скулила, не махала хвостом. Просто сидела и смотрела, постоянно поворачивая морду и переключая внимание на ближайшего к ней из нас двоих. Не очень приятно.
Мы с Вовой решились на акт подхалимажа по отношению к собаке. Вытащили из котла кусочек тушенки, охладили его на ветру (вспомнили ведь, что звери горячее не едят), и я бросил его лайке. Ловко, попал точно между передних лап. Что же вы думаете? Она проследила траекторию взглядом, но даже не наклонила морду, чтобы понюхать! Не говоря уже о том, чтобы мясной кусок жадно проглотить.
Когда мы рассказали об этом Валяеву, он отнесся как к должному, и даже не успехнулся самодовольно:
- Так что ж вы хотите? Я с ней сместе уже двадцать три медведя завалил! Мы с ней как в связке. Как по горам ходят - альпинисты? Она больше ни из чьих рук никогда в жизни еду не возьмет! Серьезная собака, понимает...
Весь этот день, серый и туманный, Валяев провел в своих делах, мы с Вовой - в своем ожидании улучшения погоды. Втроем собрались только к вечеру, и последовала новая длинная беседа про жизнь. Я отлично помню отдельные подробности, однако затрудняюсь скомпоновать их в связный текст. Поэтому просто привожу куски прямой речи такими, какими они запечатлелись у меня в памяти. Надеюсь, они тоже дают некоторое представление о человеке.

* * *

- Хе-хе, ты думаешь, я не знаю, что ананас сладкий? Знаю, да еще как! Я же одно время даже работал шашлычником на пляже в Новороссийске. Там тебе и персики с ананасами, и да и еще много кой-чего - стоит только захотеть. Но, вот видишь, получается - ничего этого не нужно человеку. Это все ерунда, если конечно знаешь зачем живешь. А здесь, чувствую, мое место. Здесь мне не мешают почти.
- А вы знаете зачем живете? Точно? Зачем?
- Формы. Кто-то же их должен прочитать…

* * *

- Они только и могут, что ныть и водку пить, местные-то. Ноют, что денег нет, и на последние же деньги водку пьют. Это лень какая-то беспробудная, с этим ничего не сделаешь. Им ничего не надо. Между прочим, на морской капусте, если захочешь, можно за сутки тысяч четыреста-пятьсот заработать [дело было до деноминации], если уметь. А если не умеешь - вот, ты например, то тогда триста. Но все равно, почти пенсия! Только въебывать надо, как Папа Карло. Подгадать, чтобы отлив был в конце ночи, по отливу ее скосить…
- Как это "скосить"?
- Да просто косой обыкновенной, по отливу ходишь и капусту косишь. Только места надо знать. А потом, как прилив пошел, надо успеть ее на берег вытащить, стебли подрезать, а как солнышко подниматься начнет - подсушить успеть… Лучше, конечно, вдвоем это всё, хотя и в одиночку можно… А потом баржа тут ходит вдоль берега, кооператив какой-то, капусту заготовленную собирают. Деньги наликом. Конечно, после одного дня работы на этой капусте целую неделю ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь, ну так ведь все-таки пятьсот тысяч! Неее, никому ничего не надо, только водку пить…

* * *

- А вот медведей-то вы стреляете, этот как? Лицензия нужна какая-нибудь, или так, на свое усмотрение?
- Да какое там усмотрение! Я ж тебе говорю: егерь я. Работа такая.
- Медведей стрелять?
- И медведей стрелять, если необходимо...
- В смысле?
- Ну, вот передают мне с оказией, что где-нибудь в Летней Золотице, к примеру, тракторист пошел спьяну с ружьем в лес. Нарвался на медведя, ну и выстрелил, *****... Конечно, не попал по-нормальному, ранил там или что... Сам он со страху обратно бегом домой, ну так а медведь-то обиделся! Злобу затаил на людей. Медведь - он такой, зло помнит и мстить будет. Если не трогать его, то живет себе в лесу, никому не мешает. Ну, а если обиду затаил - тогда будет вокруг деревни ходить, задерет там живность какую, если найдет. Или просто сарай какой развалит, или еще что. Ну и, конечно, баб пугает, ребятишек. Как бабы пойдут за ягодами - мишка тут как тут. Может, и не задерет, а страху-то у бабья - сам понимаешь. В общем, они ко мне, так мол и так, выручай. Я собираюсь, приезжаю туда, хожу, смотрю денек-другой... Иногда бывает - ложная тревога, просто шальной медведь пришел, повертелся вокруг деревни и ушел восвояси...
- А как вы это определяете?
- Ну, видно же. Ходишь по лесу, смотришь. По следам, по веткам, по кустам. Если медведь обиженный живет в округе, сразу видно. Потом начинаю его высчитывать, понять его стараюсь. У них же, у медведей, тоже характер разный бывает. Один на такую хитрость поддается, другой на другую. Как только я медведя понял - начинаю ему приводА выкладывать...
- Провода?
- ПриводА. Это такие куски мяса разные подтухшие. Надо найти место подходящее, чтобы след медведя пересекался, и оттуда выкладывать первый привод из-под ветра. Выкладываю так, чтобы от одного куска до другого медведь мог по запаху дойти. Ну, а около последнего привода я сам сижу в засаде. Если все правильно, то через сутки-двое он ко мне обязательно придет. Ну, а если он меня обхитрил, тогда начинай все сначала.
- И долго это?
- Ну, дольше всего у меня было недели две. А так обычно дня три-четыре уходит на все про все. А один раз я так медведю надоел, что он ушел вообще. Замучился, наверное, со мной, хоть и хозяин.

* * *

- А неизлечимые бывают больные?
- Что значит "неизлечимые"?
- Ну, как! Вот если вы видите больного, и понимаете, что помочь ему не сможете - бывает такое?
- Мм… Нет, такого не бывает. Я же не могу заранее знать - вылечится он или нет. Я могу только постараться помочь ему. Я знаю, где болит, и знаю как я буду ему помогать. А уж как получится - это не только от меня зависит…
- А от кого еще?
- Не знаю даже… Ну, от него самого, конечно… Да мало ли от чего…
- То есть заранее сказать не можете?
- Нет… Ну, если только лечащих врачей наслушаюсь…
Признаться, этим он меня разочаровал. Отсутствие критического взгляда на собственные возможно граничит с шапкозакидательством. А впрочем, может это и наоборот хорошо - необходимая уверенность в своих силах. Поди разберись с ними экстрасенсами…

* * *

- Накогда, ребята, не ходите на медведя с однозарядным ружьем. Только с двухстволкой. Я как-то года три назад сходил с однозарядным сдуру. И ведь знал же, что нельзя - нет, пошел на авось. И что ж ты думаешь? Как нарочно, первым только зацепил его немного. А он же озверел уже, прет на меня... Собаки стараются, конечно, вяжут его как могут, только ему хоть бы хны. Хорошо хоть, вовремя я понял, что уже не успею перезарядить. Зато нож успел достать, спасибо собачкам. Вот ножом-то я его и взял. Только и он меня помял малость. Во, видишь на шее отметины остались Ну, и там еще, под рубашкой, и на руке... Ох, ну и здоровый же зверь! Вот ты себе руку или ногу пощупай - как ни напрягай, все равно проминается немножко, чувствуется, что человеческое мясо. А у медведя мышцы на ощупь - просто как бревно, не проминается совершенно. Как будто с поленом боролся. Еще раз скажу: спасибо собачкам, все-таки вязали они его, как могли...
А то еще был у нас тут случай. Пошли два мужика на медведя. Один выстрелил, медведь вроде мордой в землю. Ну, этот думает - убил. Обрадовался, подошел посмотреть. Стоит, разглядывает... Наклонился даже. А мишка оклемался, да как хвать его передней лапой по роже. Хорошо хоть, второй медведя добил. А тот первый-то так и живет до сих пор в Летнем Наволоке. Только без носа...

* * *

- А вот вы со своих больных денег-то сколько берете?
- А сколько дадут. Сколько им не жалко. Вот во сколько они свое здоровье ценят, столько и дают.
- Много это?
- Это когда как. Очень сильно по-разному. Всякое бывает. Некоторые вообще ничего не дают.
- Это как же так?
- А так. Я сначала с человеком работаю, а уже потом он начинает со мной разговоры заводить об оплате. Если не начинает такой разговор - выходит, я плохо работал. А может, и нет у него просто ничего… А еще бывает, сами себя люди наказывают, от жадности. Скажем, пролечил я человека, ему вроде получше стало, он рраз - и привет, только его и видели. Так ведь ему через год опять может стать хуже, если он живет неправильно. Да только после этого он ко мне прийти-то уже не сможет…
- А если бы пришел - пролечили бы его еще раз?
- Хм… Пролечил бы, наверное. Но, может быть, у меня просто не получилось бы…

* * *

- Медведь, он... ну, как тебе сказать... честный, что ли. Понятно про него все. Он себя хозяином считает, и если кто в лес к нему идет - ну, как я, с ружьем, с собаками - он понимает, что это против него, и весь аж на дыбы встает от злости. Как так, думает, еще кто-то хочет в лесу хозяйничать кроме него! И больше уже ни о чем не думает, напролом идет, показывать кто тут хозяин. Так что с медведем легко. Человек всегда медведя обхитрит, если человек не дурак, конечно. А если дурак - так сам виноват. Но, правда, медведь и здоров! Вот я когда с ружьем и собаками, тогда чувствую себя с ним на равных. Или я его, или он меня. А если без собак - тогда медведь, пожалуй, посильнее будет. И ведь он тоже это чувствует. Так что без собак лучше не соваться.
А волк - совсем другой. Волк хитрый. Хитрее медведя раз в десять, да и хитрее человека тоже. Вот у меня в прошлом году случай был: иду по тропе, вдруг смотрю - волчица с волчатами из лесу выходят, метров так семьдесят, и от меня трусцой. Не спеша так, и оглядывается еще... А я же понимаю, пока ружье сниму, пока вскину - они врассыпную. Не-ет, думаю, не проведешь. Иду так спокойненько за ней, не дергаюсь. А тропа тут поворачивает. Только волчица за поворот, я сапоги скидываю, ну, чтоб ей шагов-то не слышно было, ружье схватил - и бегом за ними. Они-то еле-еле трусцой, думал, догоню. Что ж ты думаешь? Добежал до поворота, смотрю - она точно на таком же расстоянии от меня! Волчат своих уже в ельник затолкала, высунулась, посмотрела на меня напоследок, как будто усмехнулась, и сама тоже в ельник. Ну, там-то их не достанешь... То есть понимаешь, как только она за угол-то завернула, чтоб я не видел, так и припустила с волчатами изо всех сил, как и я. Во как...

* * *

- Ну, ладно сейчас попробуем. Сейчас. Сосредоточусь.
Валяев нахмурился, посмотрел куда-то в пространство, а потом сделал рукой несколько странных движений, как будто пытался поочередно вычленить кости из суставов, сверху вниз - сначала их плечевого, потом из локтевого, потом из запястья. Потом вытянул руку ладонью вверх.
- Вот смотри… Форма… Эта почти круглая, как шар. Сейчас я ее сюда приведу, на ладонь… Круглый шар, теплый, немного светится… Вот, сейчас он у меня на ладони… Не видишь? Нет?
Я посмотрел на ладонь, не особенно-то расчитывая увидеть что-нибудь определенное. Предчувствия не обманули - ладонь как ладонь, обыкновенная, грязноватая, с желтыми ороговевшими мозолями. Я виновато улыбнулся Валяеву и разочарованно выпятил нижнюю губу. Валяев понимающе покивал головой и развел руками.
- Вот, и ты не видишь, значит….

* * *

Встреча с Валяевым имела некоторый импульс последействия уже спустя полгода. У одного из Вовиных знакомых серьезно болела дочка, и прослышав про Валяева, этот человек, пытаясь схватиться за соломинку, выправшивал у Вовы адрес беломорского экстрасенса в надежде отвезти к нему девочку. Отчего бы не дать?
И тут Вова как споткнулся. Остановился и призадумался. Позвонил мне. Я посоветовался с монахом братом Николаем из Троицко-Сергиевой лавры. Это провидение Господне - брат Николай заезжает в Москву всего на несколько дней в году, и надо же ему объявиться именно в этот день. Я спросил "Стоит ли давать адрес?". Ответ был категорический и однозначный. "Ни в коем случае! Скажи, как зовут девочку, мы будем молиться за здравие".
Вова сказа "Ага! Так и знал. Ну, будем стоять стеной". Уж не знаю, чего ему это стоило, но родители девочки адреса Валяева так и не получили.
Монахи молились. Через полгода родитель сказал, что девочке вроде бы лучше. Насколько человеку вообще может быть лучше при болезни Бехтерева."
 
якут

якут

Христофор Бонифатьевич
Модератор
С нами с
22 мар 2007
Сообщения
6.863
Репутация
8.435
Возраст
67
Откуда
Россея!!!!!
volman

Серёг, не иначе как летом на кольский собрался на байде?
Вот тут ещё посмотри - вводишь в базу реку и ищешь.

http://www.veslo.ru/2001/baza/output.html
 
Вы должны войти или зарегистрироваться, чтобы ответить.
Сверху